Отто и Билл покатили на свои места в защите. Вбрасывание происходило в зоне соперников. Арбитр дал свисток, вбросил шайбу и поспешно откатился назад, чтобы не мешать игрокам. Оукли удалось отбить клюшку Бакоски, и он отдал пас Стефенсу на правый фланг, а сам двинулся вперед в ожидании ответного паса, который последовал тут же. Но шайба ударилась о конек и отлетела через центральную зону к синей линии «Кленовых листьев». Бакоски бросился за ней. Билл слегка запоздал со стартом, но оказался у шайбы почти одновременно с нападающим рейнджерсов, который, вытянув клюшку вперед, стремился овладеть шайбой. В тот момент, когда он тянулся за шайбой, голова у него была опущена, и даже прежний Билл Спунский из команды Северо–западной школы не упустил бы возможности налететь на него и применить силовой прием. А овладев шайбой и уложив Бакоски на лед, сам пошел бы вперед на защитников соперника.
Все это промелькнуло в голове Билла в сотую долю секунды.
Джонсон, молодой защитник рейнджерсов, хотя и с опозданием, но крикнул Бакоски: «Берегись!»
Но Билл не пошел на столкновение. И Бакоски, овладев шайбой, ушел от Спунского. Он понял, в какой опасности находился, и на его лице появилось удивленное выражение, сменившееся презрительной ухмылкой в адрес новичка, который не воспользовался случаем применить против него силовой прием.
Уорес тоже видел все это. Сквозь гул трибун Билл услышал, как он выкрикнул одно–единственное, далеко не ласковое слово в его адрес.
Обычно в пылу игры Билл забывал обо всем, но только не сегодня. Если бы два или три игрока сражались за шайбу у борта, он, не задумываясь, включился бы в борьбу. Но один на один…
Два раза он вступал в единоборство с нападающим, но делал это так нерешительно, словно пытался обнять соперника, а не уложить его на лед.
И все же Уорес продолжал его выпускать. Однажды он остановился позади Билла, как делал это обычно, желая что–то подсказать, но на этот раз постоял некоторое время и отошел, не произнеся ни слова.
Во втором периоде Спунский прижал игрока рейнджерсов к борту, но сделал это так неуверенно, что тот, будучи на тридцать фунтов легче Билла, свалил его с ног.
Трибуны загудели.
— Трус! — послышался окрик. — Бенни Мура он осилил, а тут струсил!
Билл быстро обернулся и увидел на трибуне девушку, которая привстала, ища взглядом крикуна. Это была Памела!
В перерыве между вторым и третьим периодами Уорес поджидал его в коридоре.
— Сюда, — кивнул он в сторону каморки рядом с раздевалкой.
Билл послушно протопал туда. Уорес зашел следом и прикрыл за собой дверь. Они остались наедине.
— Ты паршиво играешь, — сказал он, глядя прямо в глаза. — Мне сейчас следовало бы приказать тебе снять форму и отправить домой, чтобы ты как следует поразмыслил обо всем и вернулся, когда поумнеешь.
Билл не отрываясь смотрел на тренера. Уорес тоже не спускал с него глаз.
— Что я и сделаю, если в третьем периоде ты не докажешь, что действительно хочешь стать хоккеистом и не перестанешь терзаться из–за Мура.
Вот и все. Больше не было сказано ни слова. Уорес повернулся и вышел, с силой хлопнув за собой дверью.
Никто из игроков не посмотрел в его сторону, когда он вошел в раздевалку. Билл сел на свое место, упершись локтями в колени, и уставился в пол. Он вспомнил, как два года назад начал учиться играть в хоккей, вспомнил тех, кто помогал ему в этом. Неужели он забудет обо всем из–за случая с Бенни? И поможет ли это Бенни Муру? Да и вообще кому–нибудь?
Об этих нескольких минутах он часто вспоминал впоследствии как о самых решающих и важных в его жизни. До этого он никак не мог взять в толк, что подобное может случиться с каждым, да и случается почти ежедневно, что клюшки жесткие, шайбы летят с невероятной скоростью, а коньки, как бритвы. Все это так, но… Он должен был доказать себе, что не намеренно толкнул Мура, а полностью уверенности в этом у него не было. И это его мучило.
«С этой минуты, — сказал он самому себе, — никогда никому намеренно не причиню травму». Он подумал о том, как играет Тим Мерилл — жестко, сильно, мощно, но никогда не играет грязно.
«Все то, что было сказано обо мне, — подумал Билл, — относится к худшей стороне хоккея. Всегда были и будут сомнения в том, что несчастный случай явился действительно результатом случайности. Но если я стану профессионалом, пусть все видят, что я играю честно».
Он вспомнил имена знаменитых хоккеистов. Никто из них не вел грязную игру, а многие выступали в составе «всех звезд». Можно было играть в такой команде, и играть чисто.
«Только так я и буду играть», — решил для себя Билл Спунский.
Это были невеселые раздумья для юноши, которому еще не исполнилось девятнадцати лет, но когда он поднялся с места, то Уорес почувствовал, что парень сделал для себя кое–какие выводы. Это чувство было интуитивным, но Покеси всю жизнь руководствовался интуицией.
После вбрасывания шайба оказалась в центральной зоне. Стив Бакоски, овладев ею, кинулся вперед в зону «Кленовых листьев», Билл пошел ему навстречу. Он попытался отбить шайбу, но неудачно, и. бросился вдогонку за Бакоски. Билл налетел на него сбоку всем корпусом, и тот распластался на льду. Подхватив шайбу, Спунский пошел вперед, прямо на защитников команды рейнджерсов. Крайние нападающие «Листьев» заняли свои места в обороне. И тут Билл сделал сильнейший бросок низом, тот самый, за который его хвалил Уорес. Он вложил в этот бросок всю силу, но не удержал равновесия и заскользил на спине по льду. Билл видел, что голкипер с трудом отбил шайбу прямо на клюшку Оукли, а через секунду последовал решающий бросок, и за воротами рейнджерсов вспыхнул красный свет. Когда Билл вернулся на скамью, Уорес сказал только: «Наконец ты заговорил».