Мой кумир хоккей - Страница 34

Он завязывал шнурки ботинок, когда Тихэйн сказал:

— Пойдем на ужин.

— Нет, — яростно замотал головой Билл.

— Пойдем.

Это было не приглашение, а приказ. Биллу ничего не оставалось делать, как последовать за Тихэйном. По коридору им навстречу шел Биз Коска.

— А меня послали за вами, — сказал он.

Был теплый осенний вечер. Перед стадионом ждала небольшая группа хоккеистов и их жен. В воздухе стоял запах дыма от сжигаемых листьев, обычный запах осени. Оглядевшись, Билл увидел, что Памелы здесь нет. Не было и миссис Коски.

— Они взяли мою машину и уехали в госпиталь, — объяснил Коска.

Вначале отсутствие Памелы даже немного успокоило Билла. Теперь же он чувствовал внутри себя какой–то страх. Что она ему скажет?..

— Мне очень жаль, что так случилось, — тихо проговорил он.

— Понятно, — отозвался Коска.

— Вы знаете, как Бенни?

— Я звонил в госпиталь, — продолжал Биз Коска. — Велели позвонить через час. Ну, пошли с нами.

— Мне бы не хотелось… — сказал Билл.

— Пошли, — подтолкнул его Отто Тихэйн, который не отходил от него все это время.

Вернувшись после ужина в номер, Билл не находил себе места. Он несколько раз звонил в госпиталь, но ничего утешительного ему сообщить не могли. Позже позвонил Бобби Дейел.

— Уорес просил передать тебе, что Бенни еще не пришел в сознание. У него повреждение черепа и возможна операция…

Глава 18

Было семь часов утра, когда Билл спустился в холл.

— Я все видела, — сказала Памела, — Бенни не в чем вас упрекнуть. Все было честно, по правилам, и никакой грязной игры.

Памела никогда не начинала работу так рано. Она пришла специально, чтобы с ним повидаться… Сведения из госпиталя были неутешительные — сознание к Бенни не возвращалось.

Пора было завтракать, но Билл даже подумать не мог о еде. Всю ночь у него в ушах раздавался глухой стук от удара, когда Бенни рухнул на лед.

— Я не хотел ничего плохого, — пробормотал Билл.

— Я это знаю, Билл…

Они стояли перед входом в столовую. Памела подождала, когда пройдут хоккеисты, идущие на завтрак, и посмотрела на Билла.

— Не знаю, как это выразить… — произнесла она. — Но… только не думайте об этом… Не думайте, что вы виноваты…

— Послушай, — обратился к нему за завтраком Остряк Джексон. Сегодня он, как и Памела, пришел пораньше, чтобы застать Билла. — Понятно, что ты отвратительно себя чувствуешь. Но сейчас я еще больше испорчу тебе настроение.

Билл испуганно воззрился на него.

— Твоя ссора с Муром стала достоянием гласности. Из утренних сообщений в газетах станет известно о случившемся, и журналисты не пожалеют красок, чтобы описать вашу ссору. Многие из них даже не видели игру, но распишут ее со всеми прикрасами. Заявят, что это результат вашей неприязни друг к другу, что первый раунд вашей драчки за тобой, и все такое прочее. А в ответ в редакции хлынет поток писем. Читатели станут поносить тебя и хоккей на чем свет стоит, утверждать, что это кровожадный вид спорта, воспитывающий из молодых канадцев хулиганов. И так далее и тому подобное. Ты готов к этому?

Билл молча смотрел на Джексона, не в силах произнести ни слова. Он читал в газетах описания подобных случаев с другими игроками, но чтобы все это коснулось его? Неужели в Виннипеге поверят всему этому?

— Как же мне быть? — растерянно спросил он.

— Лучше всего помалкивать. Честно отвечать на вопросы и сдерживать себя, чего бы тебе это ни стоило. Всегда помни об одном — Бенни Мур не такой парень, чтобы обвинить тебя. Заруби это себе на носу. Билл опустил глаза и отодвинул от себя тарелку с едой.

— Лишь бы все обошлось с Бенни, — пролепетал он в ответ. Остряк Джексон встал, ничего на это не ответив. Все предельно ясно, думал Билл, суть заключается в словах: «Это была случайность» или «Это не было случайностью».

На тренировке Билл занимался спустя рукава.

— А ну, Спунский, поживее! — прикрикнул на него Уорес после свистка и смены игроков.

Это слышали Джиггс Манискола и Отто Тихэйн.

— Не обращай внимания! Уорес мог бы и полегче обходиться с тобой сегодня, — сказал Манискола.

— А почему? — вдруг вскинулся Тихэйн.

Манискола удивленно посмотрел на него.

— Да из–за вчерашнего! Спунский переживает больше, чем мы все, вместе взятые!

— Чепуха! — отрезал Тихэйн, наблюдая за игрой.

— Думаешь, что, если бы вместо Мура ты получил травму, а это вполне могло произойти, он сидел бы сейчас здесь и переживал, как ты? — сказал Тихэйн. — Ни чуточки. Он был бы огорчен, что ты пострадал, но знал бы, что и сам мог оказаться на твоем месте…

Прямо перед ними у борта Биз Коска и Бэлдур сражались за шайбу. К ним подкатил Джим Бэтт, и все трое грохнулись на лед. В пустом помещении стадиона можно было услышать их брань и окрики тренера: «Эй, окаянные, поживей выбирайтесь оттуда! Веселей, веселей!»

— Я был совсем мальчишкой, — продолжал Тихэйн, — когда Тед Кеннеди покалечил Горди Хоу в Детройте. Хоу с треснутым черепом оказался в госпитале. Вызвали его мать и отца из Саскачевана. Несколько дней детройтские газеты чуть ли не призывали линчевать обидчика. А это был полуфинальный матч. И Кеннеди предстояло через два дня выйти на лед. Каково ему было? Вдруг какой–нибудь псих с трибуны пристрелит его или какая–нибудь обезумевшая дамочка трахнет по башке своей сумкой, полной всяких кремов и лосьонов…

Билл не удержался от улыбки.

— И я скажу только одно, почему ничего такого не произошло с Тедом Кеннеди на том матче, — продолжал Тихэйн. — Потому что совесть у него была чиста. Хоккеисты знают, что всякий раз, вступая в единоборство за шайбу, один из них или оба могут получить травму. Много лет спустя в интервью по телевидению Горди Хоу говорил о грубых приемах в хоккее и о том, как их можно избежать. Хоу определенно заявил тогда, говоря о профессиональном хоккее: «Мне нравится эта игра. Конечно, иногда она ведется слишком жестко, но это мужская игра, и этим все сказано…»